От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли,
С лейкой и блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и воду
Мы прошли.
(К. Симонов)
Эта фотография стала символом Великой Победы. А на Нюрнбергском процессе снимки этого человека рассматривали среди доказательств преступлений фашистов. Это Евгений Халдей. Сегодня мы расскажем об одном из самых знаменитых фотокорреспондентов ТАСС и единственном советском фотографе, снимавшем Великую Отечественную войну все 1418 дней.
На самом деле его звали Ефим. Он родился в 1917 году в поселке Юзовка, который через четыре года переименуют в Сталино, а спустя еще 37 лет — в Донецк . Когда ему был год, в городе устроили погром. Мама маленького Ефима погибла, закрывая его от пули. У отца появилась новая семья, а мальчика воспитывали дед и бабушка — ортодоксальные евреи.
Фотографией Ефим заинтересовался еще в детстве: он часто заходил в местное фотоателье, помогал промывать негативы и пытался понять, как устроена сама камера. Ему это удалось, и он смог собрать собственное фотоустройство из двух картонных коробок и линзы от бабушкиных очков. В 13 лет Ефим сделал свой первый снимок, запечатлев городскую церковь. Вскоре ее взорвали. Так мальчик впервые ощутил силу фотографии: на кусочке бумаги безо всякой магии осталось то, что больше не существовало в реальности.
В 1930 году он устроился работать на завод, соврав, что ему уже исполнилось 14. И вскоре приобрел в рассрочку настоящую камеру — "Фотокор №1". Снимал сначала для себя, а вскоре — для заводской многотиражки. Весь 1932 год он ездил по области с агитбригадой. Так начинались командировки Халдея, который впоследствии обойдет с камерой не только весь Союз, но и всю Европу.
В 15 лет он уже посылал свои снимки в московские агентства, и некоторые из них покупали. В 16 трудился в газете "Сталинский рабочий". Вскоре его отправили на курсы повышения квалификации в Москву. В 1936 году Халдея взяли в фотохронику ТАСС. Ему было всего 19 лет.
Коллеги быстро переименовали его в Евгения — возможно, это было привычнее русскому слуху, чем "Фима". В предвоенные годы Халдей снимал простую советскую жизнь: и врагов народа, и ударников коммунистического труда. В 1937 году он ушел в армию. А в 1939-м много ездил в командировки. Последней командировкой в мирное время стали Тарханы, где он побывал 21 июня 1941 года.
Наутро Халдей вернулся в Москву.
Его срочно вызвали на работу. А в 12:00 по радио прозвучала историческая речь наркома Вячеслава Молотова: "Без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну". Фотохроника ТАСС тогда находилась на улице 25 Октября (ныне — Никольская улица). Из окна Халдей увидел, что у репродуктора собираются люди. Он выскочил на улицу и сделал один из самых знаменитых своих снимков — москвичи слушают речь Молотова. Выступление наркома длилось 8 минут 40 секунд и закончилось легендарными словами: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".
"Люди не расходились, — вспоминал Халдей. — Стояли, молчали, думали. Я пытался спросить: о чем? Никто не ответил. О чем думал я? О том, что будет и последний снимок войны, победный. Но удастся ли сделать его именно мне — об этом я, насколько помнится, не думал…"
Когда Халдей пришел получать пленку, редактор дал ему сто метров. Фотограф спросил, почему так мало, и получил ответ: "Да война через пару недель или месяц кончится, зачем тебе много". Тогда все верили, что "враг будет разбит" очень скоро.
Но в действительности до того самого победного снимка оставалось еще более тысячи дней — и тысячи ярких и страшных кадров.
Многих фотографов быстро эвакуировали. Халдея же сделали военкором и приписали к Северному флоту. Сначала было Баренцево море, разрушенный бомбежками Мурманск.
Затем, с 1943 года, — Черное море, Новороссийск.
Халдей снимал жизнь — военную, разную, сложную, веселую, такую, какой она была. Поэтому на его кадрах рядом — предатели и герои, война и мир.
Евгений Халдей умел радоваться жизни даже на фронте. И помогал делать это другим.
Как-то под Новый год он принес связисткам пирожные — никто так и не узнал, где он их достал. Много лет спустя, уже после смерти Халдея, одна из девушек разыскала его дочь Анну Ефимовну. "Я до сих пор эти пирожные забыть не могу, — сказала она. — Никто никогда для нас такого не делал".
А однажды в Новороссийске во время бомбежки он прыгнул в землянку, а рядом с ним оказалась повариха. "Она всегда казалась мне невзрачной, — рассказывал он дочери. — От страха мы прижались друг к другу. Вдруг на нее упал лунный свет. И я увидел перед собой Мадонну. Не мог насмотреться".
Но романтические моменты на войне были редкостью. Гораздо чаще приходилось сталкиваться лицом к лицу со смертями, разрухой и несчастьем.
Румыния, Болгария, Югославия, бои за Вену, — Халдей прошел с Красной армией пол Европы.
Смерть по-прежнему была рядом, всегда и везде, и в австрийской столице фотограф чудом с ней разошелся. "Заняли какую-то комнатку, — рассказывает его дочь. — Какого-то приятеля не было, отец лег на его кровать. А потом тот пришел и говорит: "Ну-ка, Женька, смывайся". Отец ушел в угол на матрас. Приятель лег, и в его кровать попала фугаска". Халдею повезло: он дошел до Берлина невредимым. Он снимал жителей разрушенного города, толпившихся в очереди за ведром воды, и советские танки, стоявшие у Бранденбургских ворот.
Здесь, в Берлине, Евгений Халдей сделал главную фотографию своей жизни — Знамя Победы над Рейхстагом. Этот кадр не был репортажным: чтобы его снять, фотограф привез из Москвы три красные скатерти, выменяв их на пару бутылок водки. А потом сам нашил на ткань серп и молот, вырезав их из белой простыни. Героев этого снимка — Алексея Ковалёва, Абдулхакима Исмаилова и Леонида Горычева — он нашел случайно. Но Халдею пришлось отснять две кассеты, прежде чем кадр получился таким, каким он вошел в историю: поверженный Рейхстаг у ног бойцов Красной армии. Чтобы фотография удалась, одному из солдат пришлось поддерживать знаменосца — иначе тот мог бы сорваться. В результате на снимке оказалось заметно, что у красноармейца были часы на обеих руках. В Москве редактор потребовал это скрыть: в противном случае советских бойцов могли бы обвинить в мародерстве. Евгений Халдей выцарапал часы булавкой.
Когда нужно было отправлять фотографа в Потсдам и Нюрнберг, "наверху" потребовали, чтобы это был именно Евгений Халдей. На Нюрнбергском процессе — "суде народов" — три его снимка были представлены в качестве обвинительных документов. Это фотографии разрушенного Севастополя, труб сожженных домов Мурманска и жертв во дворе ростовской тюрьмы.
Теперь еврейский мальчик, отца и сестер которого во время войны убили гестаповцы, снимал нацистских преступников. Однажды его пустили сделать фотографии подсудимых за обедом. Герман Геринг, увидев фотографа в советской форме, стал кричать и не замолчал, пока его не ударил американский лейтенант. Впоследствии Халдей попал в один кадр с бывшим вторым человеком Третьего рейха. Тот прикрыл лицо рукой.
А ради одного из снимков Геринга Халдей подкупил охранника — за две бутылки виски он уступил фотографу свое место, дав снять военного преступника с необычного ракурса.
Они командовали целым народом, Европой, — теперь дважды в день они вставали по команде коменданта: "Встать! Суд идет!"
После войны Евгений Халдей был признан одним из лучших фотографов страны.
…Иногда его спрашивали: как он, человек, окончивший семилетку и учившийся в своей жизни только на слесаря, мог делать такие кадры? Он отвечал: сердцем и душой. Он говорил, что стремился снимать так, чтобы людям было интересно смотреть на фото сегодня, завтра и послезавтра. И спустя десятилетия кадры, сделанные его "лейкой", хочется разглядывать. "Лейку" он так никогда и не оставил — даже когда уже в 90-х в США ему показали цифровую технику, он только сказал: "Да ну вас!" — и поцеловал свою старую камеру.
«Я подошел к немецкой женщине, спросил, кто она и куда идет. Она ответила: "Я уже не знаю, кто я и куда иду, и ничего у меня не осталось кроме того, что на мне… А был дом, и семья была. Все это было. А теперь нет ничего. Потом, прощаясь, спросила: "Зачем война? Зачем все это нужно было?" Это "Зачем война?" я слышал за войну не раз — и в Будапеште, и в Вене, и в Берлине». (из воспоминаний Е Халдея).
Предлагаем посмотреть наиболее известные фотографии Е. Халдея.
Евреи, освобожденные из Будапештского гетто. Гетто под венгерской столицей было образовано в июне 1944 года и просуществовало семь месяцев. Евреи подвергались репрессиям в Венгрии еще до начала Второй мировой войны. Когда в 1944 году страну оккупировали немцы, их согнали в гетто, а потом начали депортировать в лагеря смерти.
При подготовке материала использованы сайты:
https://www.kommersant.ru/gallery
https://tass.ru/spec/yevgeny_khaldei
https://rosphoto.com/history/evgeniy_haldey_fotograf_pobedy-1567